Слово приглашенного редактора
Экспозиционный дизайн находится на стыке множества дисциплин и каждая из них бросает профессии собственный вызов. Контрибьюторы нынешнего номера рассказывают, как работать с самыми разнообразными пространствами, технологиями, контекстами и смыслами; как стать со-куратором, но остаться архитектором; и как принять заказчика в команду.
Мы же хотим сосредоточится на той, чье имя в архитектурных кругах до сих пор не принято называть. С самого основания бюро мы поставили в центр своей практики красоту и полагаем, что именно она заслуживает того, чтобы стать главным критерием хорошего выставочного дизайна.
Красота здесь обретает особую функцию: апеллируя к чувственному опыту, она возвращает непосредственность восприятия. Она помогает в обход неизбежных и необходимых концептуальных наслоений соприкоснуться с аурой экспоната; создать — за неимением лучшего термина — атмосферу, способную настроить посетителя на эстетическое переживание, которое всегда многокомпонетно, подвижно и неуловимо. Это трудноопределимое состояние не достигается за счет одних только движений глаз, одинаково безучастно скользящих по поверхности картины и по тексту этикетки. Эстетическое переживание имеет «рассеянный край» и задача экспозиционного дизайна сделать так, чтобы центральная часть этого опыта — восприятие экспоната — поддерживалась пространственными впечатлениями.
Искусство всегда было неразрывно связано с пространством, но с конца XIX века стало постепенно от него эмансипироваться. В 20-е годы прошлого века появился white cube — единый стандарт для демонстрации нового искусства, апеллирующего больше к рассудку, а не к чувствам. Сейчас стерильность белого куба все больше кажется репрессивной и антигуманной, кураторы и архитекторы ищут способы либо смягчать ее, либо создавать принципиально новое пространство для демонстрации искусства, которое больше не настаивает на своей нейтральности, а активно взаимодействует с экспонатом. И если экспонат красив, то почему бы и пространству не быть красивым?
Основная претензия к красоте заключается в том, что она субъективна, но здесь же кроется ее сила: переживание красоты субъективно, то есть происходит на глубоко личном уровне, и в эпоху бесконечного тиражирования знаков, или, как принято говорить «постправды», только здесь может обнаруживаться подлинность.
Мы уверены, что именно через красоту лучше всего реализуется образовательная функция выставки, которую многие считают основной. Потоки информации, со всех сторон затекающие в мозг современного человека, беспрепятственно и часто бесследно из него вытекают. А переживание красоты сделает посещение выставки частью внутреннего опыта и может стимулировать возникновение искреннего интереса к предмету, который через этот опыт «присваивается», заносится в каталог впечатлений и по необходимости оттуда извлекается.
Мы начали свою архитектурную практику с максималистского заявления: «Спасаем мир красотой». Это, в целом, небыстрое дело, но подключение красоты к образовательному процессу — важный стратегический прием.
От редакции
Дорогой читатель! Если ты — герой этого номера, то почти наверняка участвовал в опросе, который мы последние два месяца устраивали всем подряд: архитекторам, кураторам, креативным и техническим директорам студий, руководителям музеев и выставочных институций. Мы спрашивали — зачем да почему экспозиционный дизайн? Берете ли вы на себя роль куратора? Как вы выбираете архитекторов? Какие используете нестандартные способы коммуникации? И наконец — экспонат или посетитель? Настойчивость в вопрошании дала свои плоды. Помимо традиционной подборки 30 лучших проектов за 3 года, мы получили авторский взгляд на феномен популярности выставок в России и востребованности архитектора в экспозиционной среде, любопытный набор тезисов от музейщиков и кураторов, срез мнений на тему интеграции в выставки мультимедиатехнологий (а заодно — тизеры Политеха и еще не открывшегося Музея Криптографии) и мастер-класс по светодизайну.
Теперь, кажется, наша очередь отвечать.
Почему экспозиционный дизайн? Потому что мы считаем, что он давно стал важной частью архитектурной практики, в которой сегодня с точки зрения профессии происходит гораздо больше интересного, чем во многих других областях.
Потому что он полон живых историй, и в нем думают о смыслах, а не о маркетинге (хотя сроки и бюджеты никто не отменял). Потому что феномен временности, который многие склонны смешивать с отсутствием фундаментальности и перспектив, кажется, становится нашим общим прогнозом на будущее.
Берем ли мы себя роль куратора? Обычно, конечно, берем, но в этот раз прислушались к совету коллег и пригласили Наташу Масталерж — прекрасного архитектора и партнера бюро Nowadays Office — выступить тем человеком, который, по вашим же словам, «создает музыку», а сами взяли на себя задачу «эффектного и запоминающегося исполнения». Что у нас получилось — судить вам.
Как вы выбираете архитекторов? Опять же привлекаем экспертов с соответствующим бэкграундом и международной репутацией, но выбираем при этом скорее не архитекторов, а их реализованные проекты. Хотя в этом номере действительно выбирали и архитекторов тоже — так и получилась «картотека» в конце журнала, заменившая традиционные «Тексты».
Какие используете нестандартные способы коммуникации? В этом году мы празднуем 25-летие журнала, и если сравнить коммуникацию сейчас и четверть века назад, разница будет колоссальной. В то же время, не только в сайтах и соцсетях дело: и тогда, и сегодня ценится прежде всего личный человеческий контакт. Поэтому мы продолжаем устраивать дискуссии, конференции, премии, торжества — и надеемся, вы нас в этом поддержите.
Ну, а выбор между экспонатом и посетителем в нашем случае и вовсе не стоит. Потому что, дорогой читатель-посетитель, ты и есть наш главный экспонат. А мы — та условная выставочная среда, в которой экспонаты взаимодействуют со зрителями и друг с другом, рассказывают истории, интригуют, удивляют, совершают открытия и заставляют сопереживать.
Разрешите нам в этом статусе пространства для коммуникации и остаться. А всем новым пользователям и экспонатам-контрибьюторам мы всегда очень рады.